Кладовая времени
Если человек попадает в Миасс, если он любопытен, дорога его обязательно приведет в краеведческий музей, в старинный особняк за плотиной городского пруда. Бывший дом золотопромышленника Егора Симонова изумляет убранством архитектуры, легкостью линий, изысканностью…
В самом особняке неповторимая атмосфера ушедшей эпохи. Еще минуту назад я шел по улице и был в ХХI веке. Переступив порог, очутился в настоящей кладовой времени. За прикрытой дверью остались шум улицы, грохот грузовиков. За массивными стенами непривычная тишина. Ее словно стережет при входе вечный швейцар Симоновского дома – бурый медведь.
Больше ста лет назад этот косолапый стал трофеем двух подростков. Егор Митрофанович не поскупился, и мастер-таксидермист сделал звериное чучело. Медведя определили у мраморной лестницы. Он стоял во весь рост и держал в лапах серебряный поднос. К вечеру на блюде вырастала куча писем, визиток, прошений. После революции мишку вместе с хозяином попросили освободить помещение. Чучело сохранили, и через несколько лет передряг топтыгину вместо подноса вручили орудие пролетарского толка – сосновый дрын, и стал медведь экспонатом музея, который в 1920 году был открыт в нашем городе и уже тогда насчитывал до полутора тысяч культурных ценностей, принадлежавших ранее знати, купцам и торговцам Миасса.
Хозяина особняка – золотопромышленника и мецената Егора Симонова, в молодости босяка и старателя, не упустившего в работе фарт, новая власть отпустила с миром, а в его хоромах стали учить детей. Горный техникум, затем педагогическое училище и в завершение образовательной эпопеи в красивейшем здании Миасса – вспомогательная школа для детей с умственным отставанием в развитии. Но здравый смысл чиновников возобладал. На закате соцстроя после капитального ремонта историческое здание наконец-то перешло в ведение городского краеведческого музея. К сожалению, при реставрационных работах бесследно исчезли чугунный камин каслинского литья, оригинальная роспись потолков, печи-галанки…
Говорят, Егор Симонов, жертвуя свою недвижимость в пользу новой власти, просил об одном: сохранить все как есть и сделать в особняке музей. Сотрудники, работающие здесь, склонны утверждать, что именно привидение хозяина дома несколько лет кряду бродило ночью по комнатам и залам музея, включало свет, открывало двери, заставляя при этом срабатывать сигнализацию. К новому и долгожданному предназначению здания даже у привидения был вполне естественный и законный интерес.
Мраморная лестница, что ведет на второй этаж, от бесчисленного количества ног, считавших ее ступени, заметно поистерлась. Каждый раз, заходя в музей и скользя вверх рукой по поручням кованых перил, я не спеша поднимаюсь по лестнице. На свежий взгляд, здесь, на втором этаже все довольно обычно и просто: коридор, небольшие комнатки, переходы, оконца, но уже с первых шагов ощущается необыкновенная таинственность здания.
– Когда все уходили с работы, я закрывал учреждение и спускался в мастерскую, где по вечерам занимался изготовлением чучел, – вспомнился жутковатый рассказ бывшего директора музея Н. Мигуна. – И вот однажды я услышал шаги на лестнице. Выходил раз десять, открывал двери – никого нет. Кабинеты заперты, а звуки слышны. Так продолжалось с месяц. Одна старушка посоветовала мне поговорить с духом. И когда привидение опять стало бродить, я вышел, поздоровался с ним, извинился и пригласил в гости. С того времени больше никаких шагов не слышал.
Ступая на цыпочках по коридору второго этажа, из-за какого-то детского любопытства и озорства тяну ручку высоченной двери на себя и, приоткрывая одну за другой, заглядываю то в небольшие комнаты, то в огромные залы. А вдруг там, за дверью, сам хозяин.
– Вы знаете, у здания особая аура, – словно прочитав мои мысли, говорит сотрудник музея. – Идешь по этим гулким коридорам, невольно все оживает, колышутся какие-то тени, доносятся звуки, и вот эти легенды о Симонове… Они здесь живут. Симоновский дом, как и все старинные дома, имеет право на что-то свое, загадочное. В этом здании чувствуется история, которую оставили многие поколения, начиная с первых его строителей. Был период, когда в особняке были коммунальные квартиры. И получается, что здесь десятки тысяч людей оставили общую, коллективную память, и это наложило отпечаток на дух Симоновского особняка. Во всем здесь чувствуется вековая история. Мы можем только каким-то шестым чувством ощутить это. Конечно, когда в музее бывает много людей, сей дух уловить невозможно.
Как ни странно, но трудно представить здесь классные доски, учебные пособия, звонки с урока и на урок, шум, гам на переменах, беготню, а до этого быт коммуналок: веревки в коридорах с сохнущим бельем, запах пригорелого молока и жареной картошки. Зато чуть ли не наяву различаю в уютном, светлом кабинете за большим дубовым столом с бумагами и толстенными амбарными книгами крепкую фигуру разбогатевшего старателя, самостоятельно овладевшего грамотой.
Однако, даже в крещенскую ночь на святки не увидишь здесь такой экспонат. А вот избу старателя, деревенскую кузницу или трудоемкий процесс золотодобычи можно не спеша разглядывать хоть целый день. Музей обновился экспозицией с восковыми фигурами. Жаль, не догадались мастера в отдельной комнатке в знак уважения сотворить почетному гражданину миасского завода и члену Уральского общества любителей естествознания Егору Митрофановичу Симонову подобную .
Новая экспозиция превратила центральный зал в улицу ХIХ века. По обеим ее сторонам – лавки, часовая мастерская, ателье фотографа, портного, аптека. Чем не путешествие в прошлое?
– Как-то приехал к нам кузнец из Златоуста, – говорит научный сотрудник, – и сразу к «Скобяной лавке», что в какой-то мере отражает ассортимент товара первой в Миассе женщины, заимевшей свою торговую точку, Августы Гредасовой. От кованых экспонатов он был в необычайном восторге. А это были различные безмены, дверные ручки, блинницы, формы для печенья, колокольчики, жаровни, противни, утюги и, конечно, разнообразные изделия не только миасских кузнецов. Гость каждую вещицу вертел, крутил, рассматривал и восторгался: «Вы даже не представляете, какие это были мастера!».
Зашел как-то мужчина из Челябинска, он жил раньше в старом городе. Увидев дугу лошадиной упряжи, пустился в воспоминания: «Послевоенное время, пруд, хоккей, а клюшек не было. Вы знаете, мы воровали эти дуги, воровали, я вам честно говорю. Вот ее пополам, потом вдоль. Одна дуга – четыре клюшки. А что нам, пацанам, еще надо было».
Мраморная лестница, потертые ступени, шаги, но уже вниз, к выходу, из размеренного прошлого в суетливое настоящее, в ХХI век, с его суматохой, заботами и проблемами, с его напряженной и быстролетящей жизнью. И как здорово, что есть в городе музей с десятками тысяч экспонатов и одной загадочной легендой, что есть уникальная возможность ощутить дух времени.
Виктор Суродин. Из книги «Отчий дом»