На «Катюшах» не погибают…

2-й курсантский дивизион артиллерийского училища г. Москвы участвовал в боях на Волоколамском направлении в октябре и ноябре 1941 года. Орденами и медалями СССР были награждены 32 курсанта и командира. Главнокомандующий принял решение о проведении парада войск Московского гарнизона 7 ноября на Красной площади. 1-е Московское Краснознамённое артиллерийско-миномётное училище должно было открывать этот исторический парад. Три дивизиона по двести человек в каждом. Торжественным маршем курсанты училища демонстрировали свою готовность к предстоящим боям. «Когда мы вернулись в казармы, у всех было приподнятое настроение и желание как можно быстрее попасть на фронт, чтобы непосредственно участвовать в уничтожении ненавистного врага… Всех ждал праздничный обед и к тому же с выпивкой, это было распоряжение Верховного Главнокомандующего о выдаче всем участникам парада по 100 граммов водки. Как говорится, этот обед прошёл в дружественной, сердечной обстановке, а после обеда все собрались в клубе училища, где состоялся вечер самодеятельности, который специально не готовился, но прошёл очень весело и непринуждённо. Пели «Вставай страна огромная, вставай на смертный бой», читали стихи Пушкина, Маяковского и Есенина. А в заключении выступил духовой оркестр, возглавляемый замечательным дирижёром, капитаном Лялиным. Ну а на следующий день продолжилась упорная учёба и работа по формированию отдельных частей и подразделений», — писал в своей книге «Наша военная молодость. От солдата до маршала» Бажанов Юрий Павлович.

17.11.1941 приказом Наркома обороны СССР И.В. Сталина училищу было присвоено звание гвардейского. Потребность в миномётных войсках возрастала, для более основательной подготовки офицерских кадров Генеральный штаб принял решение о передислокации из Москвы штаба формирования ГМЧ (гвардейских миномётных частей) в город Арск, а Гвардейского миномётно-артиллерийского училища имени Красина в г. Миасс. Переезд училища прошёл организованно. Местные партийные и Советские органы помогли обустроиться. Уже через пару дней началась напряжённая учёба с курсантами и командным составом курсов переподготовки, которые были созданы при училище по директиве Генерального штаба. Вот как описал Бажанов Ю.П. приём местных властей: «С прибытием училища в г.Миасс большую помощь в устройстве на новом месте мы получили от Миасского райкома ВКП(б) и треста «Миассзолото», который возглавлял замечательный организатор и человек высокого партийного долга Николай Филиппович Федотов. Много было сделано для училища и автомобильным заводом ЗИС, который был эвакуирован из Москвы в Миасс, и, невзирая на собственные трудности, директор завода тов. Хламов делал всё от него зависящее, чтобы училище работало нормально. Не могу не вспомнить добрым словом то большое внимание, которое было оказано училищу со стороны Челябинского обкома партии и его первого секретаря тов. Патоличева, который глубоко понимал значение гвардейских миномётных частей и непрерывно интересовался ходом подготовки курсантов и условиями их размещения и быта». Устроив училище и организовав учебный процесс, Бажанов Ю.П. доложил об этом командующему ГМЧ генералу Аборенкову и с офицерами Золотарёвым, Шевченко, Клячкиным и Майоровым выехал на Западный фронт с целью изучить на месте действия гвардейских миномётных частей в боевой обстановке. В качестве начальника училища остался полковник Чумаков. Курсанты добросовестно осваивали программу обучения.

Среди юных курсантов был москвич Марк Сатановский. Он поступил в училище 19.6.41 г. Из сохранившихся писем первое из Миасса датировано 23.11.1941 г.: «Мои любимые мамочка и папочка! Сегодня день моего совершеннолетия; я уже писал Вам об этом три дня тому назад, в преддверии этого события. Вся наша группа товарищей, с которыми я сблизился в Армии и крепко сдружился, ушла в кино — местный источник нашей «культуры», но я остался один: меня не потянуло никуда, захотелось побыть только с Вами… Сейчас мне необходимо сказать Вам о самом главном — именно сегодня. Вы оба так мне много сделали, что я в неоплатном долгу перед Вами… Всё, что пройдено мною без Вас и Вашей близости, мне очень нужно для закалки воли и силы духа. Впереди меня ждёт фронт — ещё более глубокая разлука, тяжесть и неотвратимое напряжение всех сил. Это всё необходимо мне — человеку, идущему к единственной цели — победе над врагом. Вот я и провёл с Вами мой день совершеннолетия. Мне хорошо и тепло с Вами. Крепко и горячо Вас обнимаю и целую. Ваш Мара.» Даже из небольшого фрагмента письма понятно, насколько тёплыми и доверительными были отношения в семье. При этом чувствуется почтительное отношение к родителям по неизменному обращению «Вы» с большой буквы, что было в то время ещё очень распространено.

«Миасс. 21.12.41 г. Дорогие мои! Вчера наконец получил от Вас весточки. Сразу пять писем. После двух месяцев полного перерыва связи это был для меня настоящий праздник. Незадолго до этого я получил открытку от Нюни, она принесла мне первую весть о Вас… Я уже писал Вам с дороги сюда. Писал и о Миассе. В основном это город золотоискателей. Магазинов, ресторанов и проч. совсем почти нет. А если есть, то в них ничего нет. Есть один кинотеатр, в который мы ходим. Много москвичей, рижан и др. Но их не видно. Прячутся от мороза, вероятно. Мы устроились здесь очень хорошо. Хорошие дома, светло, тепло. Классы тоже приличные, их уже оборудовали. На улице, конечно, холодно. Но мы большую часть времени проводим в помещении… Товарищи мои прежние. Мотя молодец. Спим, сидим, едим опять, как всегда, вместе. В воскресенье отпускают в город. Идём в кино или в клуб, где бывают танцы. Приятно иногда тряхнуть стариной. Каждый день слушаем Москву, последние известия, музыку. Это особенно приятно, так как в Москве мы не слушали радио. Газеты читаем регулярно. Имеем много книг. При переезде библиотека наша была немного потревожена, и вот мы теперь вкушаем плоды нашей работы. Время свободное есть, и мы с великим удовольствием читаем Толстого, Диккенса. Вообще, насколько Москва интересней Миасса, настолько жизнь наша здесь интереснее, чем в Москве. Единственно, что больно и тяжело, — это что нет рядом Вас…» Можно простить юному москвичу предположение, что обитатели Миасса прячутся от мороза по домам. Скорее всего, с раннего утра до позднего вечера трудоспособное население находилось на рабочих местах, некоторые из них были в значительном отдалении от места дислокации курсантов. Да и не часто случалось будущим офицерам бывать в городе.

«Миасс, 12.1.42 г. Вчера получил посылочку через Суховольских и с ней их тёплое, хорошее письмо. Спасибо вам, родные, за заботу и тепло. Как приятно получить от близких любую мелочь… Время волнений и неизвестности прошло, и теперь я читаю бодрые строки. А для меня ваше спокойствие главное. Мне приятно, что работаете вы с энергией и охотой, как и подобает патриотам. Хочется не отставать от вас, быть достойным вас. Ведь наша семья имеет неплохие традиции. «Советский график», ополчение — прекрасные вехи нашей семейной жизни. К ним теперь прибавилась гвардия, и я постараюсь быть таким же отличным гвардейцем, каким редактором «Советского графика» была мамочка. Каждый день приносит новые вести о победах. Они предвещают нашу скорую встречу и приезд в родную Москву…  А пока надо работать, не покладая рук, учиться много и упорно, чтобы приблизить это время. Теперь поговорим о практических вопросах, которые стоят перед нами. Мёд и вообще вкусное, конечно, с удовольствием получил. Всегда грешил немного любовью к подобным вещам, а сейчас и подавно… Давно отвык от сладкого… Вот одеколон и мелочи — другое дело. Они мне нужны…» В письмах обращение к родителям «вы» уже пишется с маленькой буквы, но не от того, что стало меньше почтения, просто юноша стал к себе относиться, как к равному в семье патриотов, будущему офицеру и командиру. И при этом очень трогательно звучат воспоминания о любимых сладостях.

«Миасс, 23.2.42 г. Дорогая мамочка! …Тебя волнуют сроки выпуска. Повторяю: сроки пока те же. … Вспомни, что я мог бы уже давно выпуститься. А я сейчас имею столько времени для учёбы. Это раз. Во-вторых, до выпуска вообще ещё очень далеко. Несколько месяцев. Огромный срок. Мы с тобой ещё увидимся, обо всём поговорим. Дальше: после выпуска я имею большие шансы повидаться с вами. У меня будет много времени и, конечно, больше свободы, чем сейчас. Как видишь, говорить об окончании учёбы ещё рано, а если и говорить, то только с радостными мыслями. Я так смотрю на это и хочу, чтобы и ты так смотрела на это…»

«Миасс, 9.5.42 г. Дорогая мамочка! Вчера получил от тебя сразу три письма. Это внесло успокоение в мою жизнь. Они меня обрадовали очень и ещё по одной причине. И это, пожалуй, главное, ибо это то, чего я всегда хотел, всегда добивался: ты разделяешь мои настроения, желания и стремления… Такой я всегда представлял тебя: прежде всего гражданином Родины. А нервы твои я понимаю и, конечно, извиняю. Тебе хочется встретиться… Мне этого хочется ещё больше… Но я смотрю на это дело просто и бодро. Скоро выпуск. Я поеду в Москву. Там буду некоторое время. Все дни буду, вероятно, жить у папы (как и многие наши товарищи, которые уже там). Я думаю, ты сможешь туда приехать. Может быть, ты сможешь взять командировку… Мне хочется ещё одного: не нужно придавать уж такого значения этой встрече. Если она будет, то ведь не последней. Пройдёт немного времени, и мы встретимся уже надолго, я вернусь домой. У меня в воображении встаёт именно такая встреча, после победы. Вот к ней мы и должны стремиться. Если нашей встрече после выпуска может помешать что-либо, то встрече после победы уже не помешает ничего… Я увижу папу, а для меня это всё равно, что увидеть тебя, — для меня вы едины, равны, и это даже физически. …И главное, пока выпуск — дело будущего. Если так пойдёт, можем учиться ещё около месяца. Но возможно и «ускорение». Ты об этом теперь знаешь и к этому готова…» Даже из неполного текста письма чувствуется нарастающее волнение перед окончанием курсов. С одной стороны — возможность встречи с родными, а с другой — понимание опасности фронтовой службы. Поэтому в неизбежности встречи после победы Марк настойчиво пытается убедить не только маму, но и себя.

4 августа 1941 года первой гвардейской частью, по предложению наркома общего машиностроения П.И. Паршина, стал гвардейский миномётный полк, вооружённый «Катюшами» БМ-13 и названный в честь Народного комиссариата общего машиностроения. И.В. Сталину понравилась идея именовать новый вид артиллерии «гвардейским», и последующие части реактивной артиллерии также стали называться «гвардейскими», а с 8 сентября 1941 года все части реактивной артиллерии вошли в состав специального формирования, получившего название Гвардейские миномётные части Красной Армии (ГМЧ КА).[i] 1.09.1942 училищу им. Красина было вручено гвардейское знамя.

В июле 1942 года из училища был отправлен в Сталинград 4-й дивизион в составе 300 человек, а также 352 курсанта из других огневых дивизионов, 49 младших командиров и красноармейцев, обслуживающих подразделений училища.[ii]

«23.7.42 г. Дорогая мамочка! Пишу с дороги из Уфы. Раньше сообщить не мог, нигде не было телеграфа. Лишь сегодня послал телеграмму. Возможно, что она придёт позже меня… как видишь, сбылись мои мечты. Еду в Москву лейтенантом… Буду, вероятно, к 5-му числу, но, возможно, и раньше. Поезд идёт медленно… Мысленно уже обнимаю и целую всех Вас. Скоро это будет наяву…» В Москве Мара пробудет всего месяц. Прощаясь, он говорил матери: «Не бойся за меня, на «Катюшах» не погибают». «Но разве мог он предчувствовать свою гибель от снайперской пули?! — писала впоследствии его мать. — Как можно предугадать свою судьбу или свой жребий?!»[iii]

С фронта Марк успел написать матери семь писем.

«7.9.42 г. дорогие мамочка и папочка! Нахожусь на южном фронте, в районе Волги. Кругом степь, степь и степь. Здесь ещё тепло. Много овощей и фруктов. Устроились неплохо. Даже с некоторым «комфортом» (по сравнению с другими частями, конечно). Недавно произошло наше «боевое крещение». Наши действия были очень удачными. Хорошее начало предвещает дальнейшую удачу. Настроение бодрое. Вот и наши «гостинцы», посылаемые на голову врага… Как вы там? …Каждая строчка очень дорога. Берегите себя, дорогие! …»

«11.9.42 г. …Опять начинаю письмо с извинения: долго не писал… Ведь условия жизни здесь довольно сложные. Писать не всегда есть время, а порой его не бывает по неделе. Так было и сейчас. Я уезжал по делам и писать не мог. Сегодня вернулся и первое, что сделал, написал сразу два письма. Нет, вру. Первое, что я сделал, — это побрился. Это скромное, но знаменательное событие, ибо я бреюсь сегодня первый раз. По случаю первого раза оно было довольно скромным. Но я не отчаиваюсь и надеюсь вскорости совершать такую же сложную процедуру, полного настоящего священнодействия, как папа… На этот раз разлука чувствуется острее. Но тем ближе и роднее вы мне. Я уверен, как и все, весь народ, …скоро …мы встретимся в нашей Москве после победоносного окончания войны. Для этого мы все здесь, на фронте. Для этого не жалеем ни силы, ни жизни. Здесь решается судьба наша. Мы горды тем, что нам выпала честь принять участие в борьбе за Сталинград. И мы его отстоим…»

«13.9.42 г. …Мысль, что и мои силы, мои знания сыграют свою роль в нашей борьбе, наполняет меня гордостью… Наше грозное оружие здесь делает своё дело. Да и все дерутся здесь, как черти… Сам я вполне здоров, чувствую себя превосходно. Пользуюсь всеми благами моего чемодана. Здесь особенно приятно иногда «пороскошествовать» — надушиться или вымыться туалетным мылом. О большем и не думаю… Пишите мне обо всём. Буквально о самой мелочи. О каждом знакомом. Вы не представляете себе, как драгоценны здесь вести от вас. Зайдите к родным Адика и Моти. И узнайте их адреса, я им пишу, а ответа нет. Может, переехали куда-нибудь…»

«14.9.42 г. …Пишу через день. Получается так потому, что я имею через день как бы «выходной». Весь день я отдыхаю, привожу себя в порядок и пишу письма. Зато следующий день выпадает «рабочий»… Я доволен: чего мне желать? Не знаю, будет ли так долго… «Новостей», конечно, нет, да и не может быть. Обычные фронтовые будни. Правда, они наполнены глубоким содержанием, разнообразием, интересны и т.д. Но будни. Не ждите от меня описаний баталий. Работа наша другого порядка. Но очень, очень ответственна, и в ней достаточно героики. Мы вносим и свою лепту (и немалую) в дело защиты и освобождения города Сталинграда. …наступило похолодание. Но одет я тепло. Заботами мамы я снабжён, как говорится, «по горло». Кушаем здесь неплохо. Сегодня устроили трапезу: пили чай с сыром и печеньем (это наша командирская норма)… Чего недостаёт, так это писем от вас… Ничего не скрывайте. На днях переведу аттестат и справку. Я думаю, сможете устроиться в Военторге. Сейчас это больше, чем «не мешает»…»

«18.9.42 г. …Вот я и в боях бывал. Целых две недели фронтовой жизни! Она необычна, сложна и сразу даже несколько ошеломляет. Впрочем, даже не враг, не его налёты ошеломляют. А то обилие людей, сложность сразу поставленных задач, какие-то особые отношения между людьми, эта ответственность, лежащая на всех нас. Но это только вначале. Постепенно втягиваешься в эту жизнь, начинаешь чувствовать себя частью этого большого коллектива людей, и походная жизнь уже совсем не тяготит. А работаем мы неплохо. Не одна уже сотня фрицев почувствовала наши смертоносные удары. И это мы будем делать до тех пор, без устали, не зная, не имея другой цели пока хоть один из них топчет нашу землю…»

«21.9.42 г. …Наверное, никто так часто не пишет письма, как я. Помимо сознания, что мои письма Вам нужны, что их отсутствие причиняет вам страдания, это вызвано тем, что письма к вам стали моей потребностью… В часы отдыха и раздумья все мысли мои направлены к дому, к Москве, к вам, ко всему, что я призван здесь защищать… Желание встречи с вами неразрывно связано с желанием победы. Ибо победа — это наша встреча…»

«22.9.42 г. …Вот сейчас, сижу в блиндаже, только что бросил книжку, чтобы сесть за письмо. Потом, вероятно, до обеда посплю. А там — боевая работа. Сложная, напряжённая, ответственность большая. Но я со своим делом справляюсь хорошо… Вкладываю все силы и энергию, чтобы наши «подарки» летали, куда надо, и попали как можно к большему числу врагов. Мы находимся на важном участке. И то доверие, которым мы пользуемся, мы оправдываем с честью…»

25.9.1942 года начальник артразведки 86-го гвардейско-миномётного полка 384-го 62-й армии лейтенант Сатановский Марк Яковлевич 1923 г.р. погиб — всего за три недели до начала контрнаступления наших войск под Сталинградом.

В феврале 1943 года мать Марка получила письмо от Константина Михайловича Симонова: «Милая Берта Яковлевна,… я без Вашего разрешения «похитил» снятые мною у И.Г. Эренбурга копии восемнадцати писем Вашего сына Мары, — очень уж они меня взволновали… Моя случайная встреча и знакомство с Вами у И.Гр-ча оставили в душе моей глубокий след: ещё до Вашего к нему прихода я успел прочесть все те письма Вашего сына, которые он дал мне растроганно и не без умысла… В нашей стране много хороших детей, любящих своих родителей… Ваш Мара оказался не по возрасту сознательным и умным, глубоко любящим, тонким в чувствах к Вам сыном. Выполняя свой долг перед Родиной и проявляя недетский разум и волю к победе, — он заслонял от Вас, своих любимых, все тяготы и горести фронтовой жизни. Такое его мужество являлось главным украшением его прекрасного красивого существа…С глубоким уважением К. Симонов. Москва, февраль, 1943 г.» Сестра Марка Берта Сатановская в 1987 году опубликовала эти письма в популярном молодёжном журнале «Смена».

В период ВОВ Гвардейского миномётно-артиллерийского училища имени Красина выпустило 3000 командиров легендарных «катюш». Свыше 2000 офицеров и политработников прошли переподготовку на курсах усовершенствования офицерского состава, которые были развернуты при училище с 12.12.1941 г. Сколько из них, совсем юных, сгинули в горниле войны, сколько прекрасного не успели совершить, каких красивых и талантливых детей могли бы они сами воспитать для своей горячо любимой Родины… Но остались только письма.

Калишева Н.П.

[i] https://ru.vikipedia.org/wiki/Советская гвардия

[ii] В. Федорищев Материалы предоставлены МГУ «Культура», г. Миасс, 2003 год.

[iii] Б.Я.Сатановская «Наша встреча — после Победы!» (Письма с войны). Журнал «Смена» 1987 г. № 4