История Большого треугольника.

26 октября (7 ноября по н. ст.) 1842 года на Царёво-Александровском прииске Златоустовского горного округа мастеровым Миасского завода Никифором Сюткиным был найден огромный золотой треугольник весом в 2 пуда, 7 фунтов и 92 золотника (36,02221 кг). Самородок имел вид неправильной усечённой пирамиды длиной около 25 см, а шириной 20 см в широкой части и 10 — в узкой, поэтому в последующем был назван «Большим треугольником».

Ныне уникальный золотой самородок хранится в Алмазном фонде Оружейной палаты в Москве, а в Миасском музее экспонируется гипсовый слепок. По уточнённым данным вес самородка — 36,0157 кг, проба — 900,6. «Большой треугольник» является самым крупным за всю историю золотодобычи в России и самым крупным из сохранившихся самородков в мире (более крупные самородки, найденные в Австралии, были переплавлены и в первозданном виде не сохранились).

Обстоятельства уникальной находки за 170 с лишним лет обросли массой легенд и выдумок, за которыми реальную действительность порой трудно различить. Первым свою лепту в эту историю внёс уроженец Златоусте, известный журналист и публицист конца XIX века Пётр Прохорович Падучев, уделивший «Большому треугольнику» отдельную главу «Баловни счастья» в обширном очерке «Уральская Калифорния, или из народных рассказов о золоте», опубликованном в журнале «Исторический вестник» в октябре 1896 года.

Факты в этом очерке перемешаны с фантазиями и домыслами журналиста. Начнём с того, что в качестве даты находки Падучев почему-то приводит 26 сентября вместо 26 октября. Это ещё можно как-то отнести к банальной описке, но дальше начинаются вещи более интересные. Вот Пётр Прохорович приводит сочинённый им диалог мастеровых, которых он почему-то именует рудокопами: «…вес самородка, переходя из уст в уста, возрастал в огромной пропорции и пред рабочими дальнего забоя предстал уже в образе мифического чудовища, для поднятия которого послали целую артель, чтобы положить его в телегу, запряжённую парою лошадей… — Эко счастье-то людям бывает! — говорили между собою рудокопы. — Гляди, тысяч двадцать получит… — Нет, брат, за эдакую махину не двадцать, а все сорок или пятьдесят отвалят, — поправляли того, кто пытался определить стоимость премии за самородок». Суммы Падучев для красного словца приводит огромные, но на деле мастеровые Миасского завода были прекрасно осведомлены в том, что за каждый золотник найденного золотого самородка им полагалась премия в 15 копеек серебром, как это было определено 1773 статьёй VII тома Свода законов Российской империи (за очень мелкие самородки в 2-3 золотника премия составляла 6 копеек за золотник).

В Златоустовском архиве сохранилась «Книга на записку самородок 1842 года, в которой отмечены все отысканные в 1842 году самородки. Тогда на Миасских золотых промыслах было найдено 1973 самородка, из них 64 весом свыше 1 фунта. В книге записаны имена мастеровых, вес найденных самородков, сумма премии серебром и ассигнациями, есть и отметки о выплате премии. Надо сказать, что премию получали мастеровые казённого предприятия за самородки, найденные в процессе производственной деятельности.

Далее Падучев живописует сцену взвешивания самородка, при этом почему-то указывает вес в 2 пуда, 7 фунтов и 91 золотник, хотя во всех официальных документах того времени, сохранившихся в Златоустовском архиве, вес указан в 2 пуда, 7 фунтов и 92 золотника. Более того, при очистке самородка в окружающей его глинистой породе было промыто золота в зёрнах общим весом в 1 золотник 7 долей, которое тоже было учтено.

Передёргивает факты Падучев и в вопросе о выплаченном Никифору Сюткину вознаграждении. Из его повествования следует, что решение по этому поводу чуть ли не единолично было принято главным начальником уральских горных заводов В.А. Глинкой. Хотя в этом случае первичным является рапорт начальника Златоустовских заводов П.П. Аносова от 30 октября, в котором Павел Петрович писал В.А. Глинке: «Честь имею донесть Вашему Превосходительству, что на Царёво-Александровском руднике, при преследовании золотосодержащего пласта от плотины к фабрике 26-го октября сего года, найден редкой величины самородок весом два пуда семь фунтов девяносто два золотника. Он находится ниже плотины в 17 саженях, в старом русле речки Ташкутарганки на самом материке, состоящем из диорита, в глубине к поверхности земли на 4 1/4 аршина. Содержание близлежащих к нему песков было в 10 золотников от 100 пудов. По необычной величине сего самородка я почёл обязанностью представить его при сем со штабс-капитаном Шуманом, старшим смотрителем Царево-Александровского рудника на благоусмотрение и дальнейшее распоряжение Вашего Превосходительства. Сей самородок найден мастеровым Миасского завода Никифором Сюткиным, которому на основании 1773 ст. VII тома Свода законов причитается в награду по 15 коп. за золотник 1266 рублей 60 копеек серебром; но как подобной величины самородок до сего времени встречаемо не было, то я обязанностью себе поставил испросить на выдачу причитающейся  ему награды разрешения Вашего Превосходительства».

В ответном письме Глинка разрешил выплатить упомянутую сумму вознаграждения, заметив при этом, что поскольку «заводский человек Сюткин в настоящее время несовершеннолетний, к тому же сумма эта, по ограниченности его потребностей, может быть растрачена им совсем непроизводительно, то я признаю за полезное выдать ему на руки только 66 рублей 60 копеек, остальные же деньги положить на хранение в государственный банк и, по мере накопления процентов, ежегодно ссужать ими Сюткина». Что и было сделано.

Завершил Падучев свой рассказ о «Большом треугольнике» повествованием о горькой судьбе Сюткина, где, судя по всему, опять дал волю своей бурной фантазии. Тут и пассажи о неудержимом пьянстве Сюткина, и о том, что Никифор постоянно клянчил деньги, и о том, что в конечном итоге Сюткина «привели на прииск опухшего, оборванного, скованного по рукам и ногам. Барабан ударил унылую дробь, как в достопамятный день 26-го сентября 1842 года. Сбежались приисковые артели. Принесли ворох розог. Жалкого забулдыгу разложили на грязной, вязкой глине, и началось жестокое истязание баловня счастья…».

Да вот беда, документальных подтверждений этому мне в документах архива найти не удалось, хотя я внимательно пролистал дела и Златоустовской управы благочиния, и Миасской заводской полиции, сохранившиеся за период с 1842-го по 1856 год. Более того, в 1856 году миасский священник Владимир Терентьевич Аманацкий писал: «…Сюткин получил за эту счастливую находку 4390 рублей ассигнациями. Конечно, это поощрило рабочую команду, и бедняка Сюткина поправило надолго в состоянии, теперь он женат, имеет детей и живёт в порядочном доме, и деньги наградные по совету начальства положенные им в банк, не все им прожиты, а остаётся ещё до 2000 рублей». И ни слова о пьянстве или моральном падении Сюткина, хотя как священник В.Т. Аманацкий своих прихожан наверняка хорошо знал. Добавлю, что В.Т. Аманацкий — автор рукописи «Миасский завод и золотые промыслы в его округе». Этот обширный труд в 506 страниц хранится ныне в архиве Русского Географического общества в Санкт-Петербурге и является ценным историческим источником.

Но вернёмся к Н. Сюткину. Запущенное Падучевым красочное описание его судьбы стало кочевать из публикации в публикацию, расцвечиваясь всё новыми подробностями. При этом многие публикаторы почему-то стали упорно именовать Сюткина безродным сиротой. Так ли это?

Обратимся вновь к документам. Вот «Семейный список мастеровых Миасского завода на 1 мая 1842 года». В нём отмечен Никита Сафронович [в других списках — Сафонович] Сюткин 44 лет с сыном Никифором 17 лет. А ещё братья Никиты (родные дяди Никифора) — Григорий и Зиновий с большими семьями. То есть на этот момент у «сироты» Никифора есть отец, двое дядьёв, три двоюродных брата, три двоюродных сестры и трое двоюродных племянников. Весьма большая родня! Если глянуть более ранний подобный список 1826 года, то там обнаружим ещё и мать Никифора Авдотью Карповну, и двух родных сестёр — восьмилетнюю Пелагею и трёхлетнюю Парасковью (в списке 1842 года их нет, поскольку очевидно, что этому времени они, вероятнее всего были уже замужем и учитывались с семьями своих мужей). Из этого же списка явствует, что Никифор Сюткин родился в марте 1825 года в селении Миасского завода. Последний список подобного рода есть за 1852 год. В нём Никифор Никитич Сюткин фигурирует уже как глава семейства, вместе с ним живёт его отец Никита (к этому времени уже отставной мастеровой), жена Парасковья Сафоновна и двухлетняя дочь Александра (в списке помечено, что Александра умерла 16 апреля 1852 года).

Последние упоминания о Никифоре Сюткине, которые удалось найти, датированы 1856—1857 годами: в «Деле 1857 г. о вновь рождённых и умерших» упоминается родившийся у Никифора 28 декабря 1856 года сын Павел, и умершая 24 августа дочь Александра 3 лет (судя по всему — вторая Александра по счёту). Документы Златоустовского архива свидетельствуют, что Никифор Сюткин отнюдь не безродный сирота, а представитель обширного клана мастеровых Миасского завода Сюткиных, первые упоминания о которых восходят к 1799 года. Об этом свидетельствует «Опись Миасского медеплавиленного завода с находящимся при оном жителями». В списке есть вдова умершего мастерового Козьмы Сюткина (прадеда Никифора) Анна Ивановна 46 лет, с его детьми Софоном и Фёдором, да внуками Марфой, Зиновием, Иваном, Татьяной, Никитой (от Софона); Варварой (от Фёдора). Анна Ивановна с младшим сыном Фёдором и его семьёй имели дом с баней, лошадь, две коровы, два бычка, три овцы. У Софона (судя по записи, он был сыном Козьмы от первого брака, поскольку ему на этот момент уже исполнился 41 год) в хозяйстве был дом с баней и сараем, две лошади, жеребёнок, три коровы, бычок и три овечки. Вот такие любопытные подробности, касающиеся знаменитого самородка и его первооткрывателя, удалось отыскать в документах Златоустовского архива.

А. Козлов,  член Союза писателей России, краевед.

Данный материал опубликован на сайте BezFormata 11 января 2019 года, ниже указана дата, когда материал был опубликован на сайте первоисточника!

Источник: Городок Златоуст, 21.09.2016